Российская экономика стремительно растет, что порождает свои, специфические проблемы. Уже сегодня она «перегревается». Намечается угроза инфляции, которую не удалось в этом году удержать на запланированном уровне.
Причина «перегрева» — деньги в стране появились, финансовая дисциплина приослабла, а из советских ресурсов 20-летней давности все, что может шевелиться, и так уж работает сегодня на пределе возможностей, тогда как новых производств появляется пока не густо. При этом, согласно статистике, примерно на 40% российских предприятий, доставшихся России по наследству от СССР, производительность труда в 5, а то и в 10 раз ниже, чем на аналогичных предприятиях развитых стран. Плюс старая, советских еще времен, болезнь — низкая восприимчивость российского производства к инновациям любого рода, от быстрой организации производства новых товаров до внедрения новых организационных решений. Структура экспорта тоже оставляет желать лучшего. Неудивительно, что о необходимости диверсификации российской экономики сегодня говорят все — от президента до уличного «оппозиционера». Восстановительный рост в России завершен, и дальнейшее улучшение ее состояния невозможно без реальной модернизации.
К чему, однако, стремиться? Как диверсифицировать страну? Когда говорят о диверсификации экономики, как правило, указывают как раз на сырьевую структуру российского экспорта и делают вывод: надо увеличивать в экспорте долю машиностроительной продукции, которая сегодня почти исчерпывается вооружениями. Еще говорят, что Россия может стать крупнейшим мировым поставщиком зерна и даже мяса — если поднимет свое сельское хозяйство. Иногда, оборачиваясь на Индию, вспоминают и об IT-технологиях, рассуждая о том, что хорошо бы урвать часть мирового рынка разработки программного обеспечения. Все это хорошо. Одно плохо: такое узкотехнократическое понимание проблемы хуже чем ошибочно: оно устарело. Это логика XX века, если не XIX.
Главный «секрет буржуина»: «заставить мир работать на себя»
Надо отдать должное Британии. Страны—предшественницы Британии в «благородном деле колониализма» понимали свою задачу «вполне по-рыцарски»: относились к захваченным странам, как к поверженным городам противника. Они видели свою задачу в том, чтобы их захватить и разграбить. Однако единственное, чего добилась, например, классическая «рыцарская империя» — Испания, вывозя золото из Америки тысячетонными галеонами, так это обесценивания золота, безудержной инфляции и в конце концов саморазрушения.
Смысл британского, «неоклассического» колониализма был совершенно иным. Лучше всего его выразил известный британский экономист, математик и логик, опубликовавший в 1862 году книгу «Общая математическая теория политической экономии» (General Mathematical Theory of Political Economy), когда написал: «Равнины Северной Америки и России теперь наши кукурузные плантации. Чикаго и Одесса — наши зернохранилища. Канада и Балтика — наши строевые леса. Австралия содержит наши овечьи фермы, а в Аргентине и западной части Северной Америки пасутся наши быки. Перу посылает нам свое серебро, и золото Южной Африки и Австралии течет в Лондон; индусы и индийцы растят для нас чай, и наши кофейные, сахарные плантации и плантации пряностей все находятся в Индии. Испания и Франция — наши винные дворы, и Средиземноморье — наши фруктовые сады; и наши хлопковые поля, занимавшие некогда только южные штаты Америки, распространились теперь по всем теплым регионам планеты» (цитируется по: R. Hyam. Britain’s Imperial Century (1815—1914). — London, 1975. С. 47).
Для вдумчивого читателя первые два предложения отрывка могут стать ключом к пониманию многих событий, происходивших в России в XX веке. Но более важен сегодня смысл всего отрывка. Если испанцы и португальцы отдавали колонии на разграбление, то Британия превращала не только завоеванные земли, но и якобы независимые страны, попадавшие под ее влияние, в страны-«пролетарии», оставляя за собой, образно говоря, роль страны-«капиталиста» — хозяина и «менеджера».
Заставить мир работать на себя — вот главный секрет успеха, открытый Британией. Но как? Принцип, изобретенный в свое время Британией и позволяющий богатым странам обогащаться за счет более бедных, иллюстрирует действие важного экономического закона: прибыль извлекается только в условиях неполного равновесия рынка. Ибо в соответствии с известной в экономике теоремой в условиях идеальной конкуренции на равновесном рынке прибыль строго равна нулю. Главный мегамеханизм извлечения прибыли, если угодно, «британский экономический насос» — это искусственно созданная и старательно поддерживаемая глобальная неравновесность рынков. Как работает «британская система»? Британия, продвигая идеи либеральной экономики, стремилась обеспечить открытость рынков капитала и рынка товаров. В результате цена на большинство товаров и капитал устанавливается исходя из баланса спроса и предложения там, где платежеспособный спрос больше, то есть в богатых странах, а цена труда устанавливается исходя из спроса и предложения в другом месте, на рынках бедных стран, и едва дотягивает до цены простого воспроизводства рабочей силы. Следовательно, там, на богатых рынках, извлекается основная прибыль, там платятся основные налоги, там повышается реальное благосостояние населения: если бы товары, произведенные в бедных странах, производились «на месте», их цена была бы совершенно иной — более высокой. А замороженная миграция не позволяет установить равновесие на рынке труда: он был (и остается) разбит на отдельные клетки национальными границами, визовыми режимами, географической удаленностью рынков друг от друга и просто разницей в благосостоянии народов «метрополии» и стран-«пролетариев», затрудняющими миграцию рабочей силы. Таким образом, источник прибыли — глобальная неравновесность рынка труда.
«Экономический насос» сегодня
Изобретенный около 200 лет назад «британский экономический насос» сегодня стал главным движущим механизмом мировой экономики и основным содержанием мирового разделения труда. Мир стремительно делится на страны-«капиталисты» и страны-«пролетарии». Глобальный аутсорсинг — вытеснение из развитых стран, прежде всего из США, индустрий с низкой добавленной стоимостью в страны дешевого труда — стал главной тенденцией современности. В страны-«пролетарии» вытесняется все, что требует весомых затрат труда, — от шитья обуви, одежды и производства мебели до разработки рутинного программного обеспечения и проведения трудоемких научных исследований «второго ряда».
